Рубин Карашэхра - Страница 75

«Ничего, — утешал себя Эмил, поднимаясь вверх по лестнице. — Боль пройдет. Или я научусь ее терпеть. В „Ритуалах“ написано, что приобщение к высшей демонической магии мучительно для людей. Я буду терпеть».

Однако быть терпеливым не удавалось. Однажды он не выдержал. Буллфер говорил о чем-то, наверное, очень важном, но его юный ученик не слышал ни слова. Красный туман искажал зрение, и, казалось, в тумане этом колыхались каменные стены зала, пламя в камине; рыжее лицо демона то приближалось, то удалялось. Эмил застонал, уткнулся головой в колени и почувствовал, как по щекам потекли слезы. Тяжелая горячая рука опустилась на его голову.

— Больно?

— Очень больно, — прошептал Эмил. — Все время.

Буллфер задумчиво потрепал его по затылку.

— Придется привыкать. Ты же хотел стать демоном. Скажи спасибо, что я не режу тебя по-настоящему, чтобы изменить твое тело.

— Спасибо, — едва слышно выговорил полудемон.

Правитель рассмеялся и заставил его выпрямиться.

— Это скоро пройдет. Еще пара недель, и ты почувствуешь себя лучше.

Эмил поспешно вытер слезы, с благодарностью глядя на демона. Тот усмехнулся, похлопал ученика по мокрой щеке и неожиданно стал серьезным.

— А теперь слушай меня. В тебе сейчас слишком много ненависти и злобы. Они ослепляют тебя.

— Нет-нет, я…

— Не перебивай. Ты должен быть спокоен. Всегда.

— Но я думал, что…

— Настоящая демоническая ярость тебе недоступна. Чувства, которые ты испытываешь, — всего лишь человеческое бессилие, жалкое трепыхание твоего уязвленного самолюбия, они выдают в тебе смертного. Если хочешь быть похожим на демона, перестань злиться, как человек.

— Я ничего не могу с собой поделать, — пробормотал Эмил. — На меня словно находит что-то.

Буллфер подумал с минуту, постукивая когтями по подлокотнику кресла, потом вдруг снял с пальца перстень и протянул ученику, сидящему на ковре у его ног.

— Возьми. Этот изумруд даст тебе спокойствие и разовьет дальновидность.

Мальчишка робко протянул руку, взял тяжелый перстень и прошептал, совсем как ребенок, получивший дорогую игрушку:

— Это мне?

— Будешь носить его до тех пор, пока не научишься контролировать свои эмоции.

— Спасибо, — прошептал юный колдун, с восхищением рассматривая подарок, но не решаясь примерить его.

Потом, уже дома, он положил перед собой перстень и долго рассматривал яркий изумруд. В голову лезли глупые мысли о том, что скажет отчим, если увидит у него на руке украшение с вызывающе большим камнем, наверняка прикажет снять. Эмил усмехнулся и с удовольствием надел перстень. Широкий ободок тут же сузился, плотно обхватив палец нового владельца.

Естественно, барон, с его неуемным любопытством, докучал Эмилу какое-то время. Но тот смотрел на отчима как на пустое место и не реагировал на вопросы, «откуда взял» и «сколько может стоить». Молодой полудемон переходил в новый этап своего посвящения — учился молча, презрительно не замечать суетливых людей.

И однажды он понял, что готов. Пора. Черные книги уже ничему не могли научить его. Страх перед болью прошел, злость не замутняла разум.

Эмил встал посреди комнаты, полоснул себя заранее приготовленным кинжалом по запястью и кровью начертил пентаграмму на полу (сразу же вспомнился несчастный, безвинно задушенный фазан). Встал в центр круга, чувствуя под босыми ногами холодные липкие пятна, и начал медленно произносить заклинания. Огоньки черных тонких свечей качнулись, и в бледном свете над головой молодого колдуна возникла размытая тень, пока еще бесформенная, слепая…

— Слушай меня, дух тьмы, — прошептал Эмил, чувствуя, как часто забилось от восторженного возбуждения его сердце. — Слушай меня.

Безглазая морда повернулась к нему и стала медленно меняться, повинуясь мысленному приказу колдуна. Было странно и немного жутко видеть, как эта тварь из потустороннего мира приобретает его собственные черты. Но это неизбежно. Жертва должна была видеть лицо охотника. От этого месть становилась еще слаще.

Выслушав приказ, тень сверкнула глубоко посаженными узкими глазами и выскользнула из комнаты, не касаясь пола. Эмил сел, ноги почему-то отказались держать его, но отдыхать было еще рано.

Зрение колдуна будто раздвоилось. Одновременно он видел неровные темные линии пентаграммы рядом с собой и большую комнату с широкой кроватью под пышным пологом, спящего человека. Казалось, даже слышал тихое дыхание.

Вот дверь тихо отворилась, и внутрь вошло существо.

Юноша смотрел на себя самого со стороны. «Он» подошел к отчиму, наклонился… Спящий дернулся, застонал и открыл глаза…

Эмил зажал уши ладонями, зажмурился — недостойная слабость для ученика Верховного демона в момент торжества, но он ничего не смог с собой сделать. Человеческое начало было еще очень сильным. Он не слышал воплей ужаса, которые должны были разбудить весь замок, не видел, как перепуганная баронесса вбежала в комнату мужа и что она там нашла.

Он стоял на коленях в центре пентаграммы и слушал шелестящий голос тени.

— Дело сделано, господин. Могу я получить плату?

— Там, на столе, — ответил Эмил не поднимая глаз. — Ешь и уходи.

Послышались долгие хлюпающие звуки, потом по полу со звоном покатилась пустая чаша, и все стихло.

Эмил поднялся. Его шатало от потери крови и нервного напряжения. Он посмотрел на оплывшие свечи, на свои испачканные руки и рассмеялся. В пустой темной комнате этот смех прозвучал жалко, совсем не радостно, победители так не смеются. «Я убил в себе человека», — подумал колдун, упал на кровать и уснул.